Кто ж виноват? Рассказ - Ордуни

– Дорогой Вальдемар, говорю тебе, положа руку на сердце, – заливается моя соловьем, – мы все очень рады за тебя! Расскажи нам, пожалуйста…

– Она хочет узнать, как это ты докатился до такого? – перебиваю ее я.

– Что ты себе позволяешь! – возмущается жена.

– Уверяю, я очень долго шел к этой должности, вам известно…

– Ай-яй-яй! Такой серьезный дядя, а всё туда же… Кто о чем, а вшивый о бане!

– Нет, ты только не подумай, что я карьерист какой…

– А то нет!

– Боже упаси! Когда я вполне убедился, что чиновничество есть особое специфическое состояние мозга, мне опротивели все насмешками над ним…

– «Разумеется, далее XIII класса восходить ты не смеешь, и вообще, смеяться над больными значит иметь жестокое сердце…» Где-то я уже это слышал. Уж, не к либералам ли ты поддался, дружочек?

– Сплюнь! Просто так получилось… уж кому-кому, а тебе хорошо известно, что я консервант до мозга костей, и ратую и словом и делом лишь за старые порядки. У нас свобода, брат, чревата неволей… И потом, ни одна должность не в состоянии оградить нас от житейских, да и не только, невзгод. Ты даже себе не представляешь, чего мне стоило высидеть на этом чертовом назначении.

– Так ведь высидел? – не удержалась свояченица. – А потом еще и нахрюкался, ваше благородие!..

– Да еще местечко тепленькое заполучил… – прыснул я со смеху.

– Так-то оно так, но не совсем… надоело просто! Все напыщенные, с важными минами, умничают, совершенно не зная толк в деле, бурчат себе под нос, а потом с видом первопроходцев русского Севера удаляются восвояси… Брр!

– Не надо оправдываться, это так естественно…

– Кто оправдывается! Просто я всю жизнь мечтал не об этих звездочках да петлицах, а о настоящих звездах, путеводных!

– Конечно, легко философствовать на сытый желудок, звезды ему, видите ли, подайте…

– Ишь какой выискался! Я с тобой еще дома поговорю… – поддакивает мне свояченица.

– А ты не кипятись, – спокойно обращается ко мне свояк, игнорируя женины угрозы, – ты лучше послушай. Пусть ты и прав, но это совсем не одно и тоже, ведь от количества первых зависит лишь величина дохода… ну, и стадия гастрита или геморроя, тогда как путеводные звезды определяют, живет ли человек или просто существует… Разницу улавливаешь?

– Но если все займутся своими путеводными звездами, кто работать-то станет, кто будет обслуживать потребности общества? Что вообще с нами со всеми будет, ты об этом подумал! Ведь всё пойдет к чертям!

– Да брось ты, и так кругом один балаган! В занятиях общественными делами, к сожалению, людям свойственно преуменьшать значимость всего общего и, заботясь преимущественно обо всем личном, отдаваться общему делу, ну как бы это сказать, не со всей душой что ли… Причем происходит это, за редкими исключениями, повсеместно, на всех уровнях вертикали социального устройства. Хотя винить в этом конкретного человека непредусмотрительно, таким уж сделала его природа…

– Куда уж там «общественным делам», когда стол советника на самом кончике твоего носа… – не удержался я и снова рассмеялся.

Вальдемар, чтобы не ударить лицом в грязь, пропустил мои слова мимо ушей и нравоучительно продолжил:

– Именно по причине этого крайне важного, пусть и весьма печального обстоятельства, очень многие общественные начинания напоминают не что иное, как театральное представление, какие обычно бывают на ярмарках. То тут, то там приходится наблюдать «комические сценки» да «цирковые номера», и там, где требуется серьезный подход к делу, мы наблюдаем, одним словом, балаган!

– Дорогой Вальдемар, не беспокойся, тебя я знаю, как облупленного, да и балаганов перевидал великое множество, ты лучше расскажи нам о своих путеводных звездах…

– Я ему такую путеводную звезду устрою! Пусть даже и не мечтает! – гневно заключила свояченица и стала справляться у моей жены про рецепт пирога, испеченного Аксиньей.

Итак, рассказав в двух словах нам о своем новом назначении, выслушав от жены в свой адрес уйму любезностей и с жадностью опрокинув стакан-другой, Вальдемар воспользовался тем, что дамы оставили нас и вышли на кухню, дать ценные указания кухарке (моей вдруг почудилось, что Аксинья недопекла пирог).

– Уединимся на пару часов, есть разговор, – сказал он, помахав початой бутылью с коньяком, в которой маняще заплескалась волшебная жидкость, и заговорчески подмигнул мне.

– А мы что, по-твоему, тут делаем?

– Тет-а-тет, мой друг! Без лишних ушей… Дело государственной важности!

– Прямо таки государственной?

– Практически…

– Ладно, уговорил.

Мы взяли с собой немного закуски и удалились в мой кабинет.

– Располагайся, – предложил я, усаживаясь на видавший виды диван с потрескавшейся от времени кожей и уже едва заметным золотым тиснением. Расположив на большом круглом столе с массивными ножками в виде львиных лап закуску и коньяк, Вальдемар уселся.

– Хорошо-то как, тепло, – он небрежно плеснул себе коньяку, с удовольствием протягивая ноги к камину. – Я смотрю, плохи не только мои дела?

– Ты это о чем?

– Сам знаешь… Твоя-то на тебя волком смотрит… и ерничает всё время… Не нравится мне это, небось замыслила чего…

– А ты думаешь, мне нравится! Но что я могу поделать?

– Твоя жена, тебе видней…

– Это кто бы говорил!

– Да уж…

– Се ля ви!

Вальдемар замолчал, с деловым видом жуя ветчину.

– Плохо, что у вас детей нет, очень плохо… Если бы не дети, моя давно бы от меня ушла. Ей богу! А может это и к лучшему… Хорошая ветчина, знатная! Вели подать еще, давно такой вкуснятины не пробовал.

Я позвал Аксинью и распорядился, чтобы она принесла ветчины и хлеба. Когда продукты были на столе, а Аксинья, добродушно улыбаясь мне, вышла, Вальдемар спросил:

– Чего это она на тебя так смотрит? Как ни приду, всё вьется вокруг тебя, как плющ… Ай-ай! Чую, из-за нее и мне достанется…

– Ты-то тут при чем?

– Как это ни при чем! Если твоя уйдет от тебя, ее примеру последует и моя квоша… Неужто, не ясно?

– А как же дети?

– Так она ж, дуреха, сначала уйдет, а потом подумает… и то не факт…

– Не знаю, по мне, так Аксинья – хорошая девка, добрая… – произнес я, игнорируя последние слова Вальдемара.

– На месте твоей жены я бы гнал ее в шею…

– Она бы так и сделала, если…

– Если что?

– Если б не гордость… Не хочет она признавать в дворовой девке соперницу, это для нее все равно что смерть! А так, будто не замечает ее, просто со свету сживает и ничего больше… И я тут бессилен.

– Гордость, говоришь?

– Исключительно. Да будь ее воля, даже страшно представить… Салтычиху позабудешь!

– Ну, это ты, брат, загнул! Поставь себя на ее место. Приятного, думаю, мало…

– А то! Хотя, ладно… ты лучше ешь…

– Я где-то читал, что измена в отношениях – одна из худших проблем, прямо таки настоящее бедствие! Но ты знаешь, говорят, и ее можно решить, если просто поговорить…

– Да ладно!

– Измена начинается не в постели, она начинается в уме, и часто простое желание может потом уже стать навязчивой идеей…

– Ты это сейчас о чем?

– Но если о нем поговорить, то оно, может статься, рассыплется, как карточный дом…

– Ты куда это клонишь, спиноза?

– Поделись, старина… увидишь, что все наладится…

– С кем поделиться? Уж не с женой ли?..

– Обижаешь… расскажи мне. Может, помогу чем…

– Со мной всё хорошо, а ты со своими лучше разберись, помощник выискался, судья мировой…

– Не обижайся, я хотел, как лучше… вижу же, что с вами происходит…

Конец ознакомительного фрагмента.